От доков тянуло гнилью. Туман, смешанный с дымом костров на скверах, где жгли осенние опавшие листья, цеплялся за железные ребра Большого Моста, клубился в его темных каменных нишах и заставлял меня пробираться ощупью, ежеминутно скользя и оступаясь на неровных железных плитах. Поэтому я не увидел его, а как бы нащупал в тумане, когда, наверное уже в сотый раз, искал рукой ускользающие от меня мокрые, ослизлые перила. Незнакомец крепко сжимал в руках большой синий мешок, и в первый момент мне показалось, что он собирается бросить свою поклажу в реку. Но вдруг человек как-то нелепо перегнулся через перила моста, будто сломался пополам, и начал медленно переваливаться вниз, в невидимую бездну. Тогда я схватил беднягу за, плечи и крепко встряхнул. Он был тщедушен и стар, мне удалось без труда стащить его с перил и увлечь за собой подальше от черной реки и приближающегося полисмена. Синий мешок мы захватили с собой. Впрочем, иначе мы и не могли поступить — мешок был прикован к человеку! Вернее, человек прикован к мешку — таким худым, поникшим и слабым оказался спасенный мною незнакомец и таким раздутым, громоздким и упитанным — его мешок. Так или иначе, их соединяла тонкая металлическая цепь.

Я хорошо знал путаные закоулки, искривленные щели и проходы среди лачуг, сбитых в кучу, как испуганное стадо, под сенью Большого Моста. Поэтому даже в тумане, на исходе второго часа ночи, я легко разыскал кофейную итальянца Марка и убедил его накормить нас четырежды разогретыми макаронами и напоить разбавленным мутноватым компари. Прислонясь к единственной каменной стене заведения Марка — это был кусок бетонного цоколя Моста — я приготовился слушать. После такой нервной встряски даже самые скрытные люди чувствуют неодолимое стремление излить свою душу. И я действительно услышал рассказ об одном из самых удивительных судебных процессов нашего времени.

— Не знаю, откуда мой брат взял столько денег, чтобы арендовать эту чертову машину. Говорят, действительно отличное сооружение и стоила уйму монет. Вот что писала тогда фирма, сделавшая ее…

Он достал ключ, привязанный к шнурку, надетому на шею и, отомкнув медный замок мешка, достал рекламный проспект в наглой желто-красной обложке.

“Наши мыслящие машины — это конечный результат опыта, технической элегантности и самых высококачественных деталей, слитых в одно совершенное целое. В настоящее время около девятисот наших машин обслуживают почти, пять тысяч лабораторий во всех странах Содружества наций. Превосходнейшая электронная схема, разработанная десять лет тому назад, доведена путем постоянного развития до высшей степени совершенства. Элементарные ячейки идеально сочетаются в единый организм на наших заводах под непрерывным надзором инспекторов-математиков…”

— Видел я их элегантную машину. Серые ящики с красными пупырышками, словно прыщи на нечистом лице. Возле такого ящика и нашли брата моего мертвым. Утром. Потом узнал: когда полисмен вызывал, санитарную карету, я точно в такой же карете отвозил жену брата в больницу. Она ждала ребенка, который стал сиротой, еще не родившись. Но брат оказался весьма предусмотрительным. Нет, у меня не хватило бы ума на то, что он сделал. Представьте себе, ровно за день до смерти мой Антони сделался богачом. Что я говорю — богачом. Миллионером! Он смог бы купить тысячу таких лавочек, как моя. А у меня, поверьте, не такое уж плохое было заведение.

Я торговал рыбой. Слыл большим специалистом по жареной селедке. Это тоже хитрая вещь — жареная селедка. Но, конечно, не такая хитрая, как изобретение моего Антони. Вот я и сказал это слово: и-зо-брете-ни-е! Готовый текст, полное описание для патента он передал своему адвокату за день до смерти. Адвокат зарегистрировал патент в Ведомстве интеллектуальной собственности Швейцарии. Все по закону!

В полной форме! Опытный адвокат, смею уверить.

Ни боже мой, у меня нет к нему претензий ни на мизинец, ни на кончик мизинца. Одного он не мог предусмотреть — изобретение сделал не брат, а машина…

Нет, что я говорю, конечно, брат… Вы меня извините, все слишком запутано… Взгляните на этот мешок, сэр. Мне иногда кажется, что я превратился в горбуна, так крепко прирос он к моему загорбку. Впрочем, у каждого из нас есть такой бумажный горб. Газеты любят писать про атомный или ядерный век. Чепуха!

Мы живем в бумажном веке. Слишком много бумаг, сэр. Страховки, завещания, квитанции, расписки, гарантии… Мы прилепили их к своему телу, чтобы не чувствовать когтей, которыми скребет нас жизнь.

Больно скребет… Я уже говорил, что брат всего лишь арендовал эти серые ящики. Брал напрокат, ну совсем как я иногда занимаю тележку у соседа и плачу ему пару монет. Так вот, фирма “Силко-Корпорэйшен”, которой принадлежала машина, решила оттягать патент. И в моем мешке появилась первая каверзная бумажонка…

Он вновь отомкнул медный замок синего мешка и, покопавшись в его недрах, вынул порядком измятый лист. На бланке окружного суда значилось: “Тому Аттербери, правопреемнику и наследнику Антони Аттербери, по делу “Аттербери против “Силко-Корпорэйшен”, № 18/184-В.

Судья Дональд М.Катлер-младший свидетельствует свое почтение Тому Аттербери, правопреемнику и наследнику Антони Аттербери по делу “Аттербери против “Силко-Корпорэйшен”, и обращает внимание вышеуказанного Тома Аттербери на пункт 7 статьи 52-бис действующего Закона о патентах от 19 августа 1949 года. Согласно пункта 7 статьи 52-бис “право на получение патентов имеет первый и действительный изобретатель, который должен дать присягу в том, что он считает себя действительным и первым изобретателем”. Ввиду своей скоропостижной кончины (см. протокол Общего окружного полицейского надзора № 0174381) Антони Аттербери не может явиться в суд и принести присягу по установленной Законом форме.

Одновременно Высокий суд округа устанавливает, что электронный механизм, изготовленный фирмой “Силко-Корпорэйшен” и носящий на себе товарный знак вышеобозначенной фирмы, не имеет ячеек, отделений или органов, хранящих запасы гражданской совести или религиозного страха. Следовательно, данный электронный механизм, как не испытывающий угрызений совести или чувства страха перед возможным клятвопреступлением, также не может быть приведен к присяге по установленной Законом форме. Исходя из вышеобозначенных обстоятельств и руководствуясь действующим Законом о патентах, я, судья Дональд М. Катлер-младший обязываю Вас, Том Аттербери, в двухнедельный срок, не считая неприсутственных и праздничных дней, предусмотренных законом, представить в суд свидетеля, могущего принести присягу в том, что Антони Аттербери является первым и действительным автором изобретения, изложенного в спорном промышленном патенте № 981344. Представление Вами такового свидетеля облегчит и ускорит производство дела в Высоком суде и явится полезным и необходимым аргументом в Вашу пользу…”